Им хорошо было у моря, хоть его и сдвинули на много миль внутрь себя, и купаться приходилось ходить за 10 км. Когда ей не хотелось идти к морю, они купались дуг в друге. Одна река чиста, другая ядовита. Он пил ее яд, она пила его чистоту. Через некоторое время обе реки стали чисты, хоть и берега одной из них все еще казались странно обглоданными, как края раны, незаживающей. Их взгляд устремился в будущее, и разбился о стену людской мрази. Так там и лежат осколки. Никто не собрал.
Он шел по асфальту к ней. Она жила далеко и высоко. Он отрастил себе длинные ноги, и научился высоко прыгать, лишь бы дойти к ей. Достать ее, 8ой этаж, это ведь не каждому достать. Она жила в доме а он не в доме. У нее было все, что нужно для счастья: старый патефон, полосатые носки, зеленый сюртук и дырявый фиолетовый зонт. У него были только гвозди. Полные карманы острых при острых гвоздей, и еще гвозди-грозди на шее и гвоздики в ушах. Он шел к ней и заснул по дороге, на дороге. Устал и рассеялся. Она смотрела на дорогу и плакала. Ведь так легко, смотря на дорогу понять, идут ли к тебе или нет. К ней шли, шли, а потом перестали. Вот она и расплакалась. Наплакала лужу, как раз там где он спал, так он и утонул.